Театр Et Cetera решил отметить свое пятнадцатилетие какой-нибудь хорошей постановкой и сделал для этого все возможное. Он позвал одного из самых умных и тонких наших режиссеров Адольфа Шапиро. Разрешил ему, в свою очередь, позвать отличных артистов — эстонца Эльмо Ньюганена и петербуржца Сергея Дрейдена. Не поскупился на высокотехнологичные декорации проживающего ныне во Франции Бориса Заборова. И мужественно предоставил свою сцену для спектакля-памфлета по роману фантаста Рея Брэдбери "451 градус по Фаренгейту".Минуте на пятнадцатой этого очень стильного (спасибо Борису Заборову) зрелища становится понятно, что Шапиро решил высказаться о наболевшем. Собрав в кулак гражданское мужество, он бросил обществу (а заодно и власти) облитый болью и горечью спектакль. Спроецировал страшноватую футурологию Брэдбери на нашу с вами действительность и не нашел не то что пяти — трех отличий. В обществе, придуманном Брэдбери, срывать цветы удовольствия можно, а думать и читать книжки нельзя. Люди в этом обществе забыли, как пахнут незабудки, зато гоняют на тачках по автобанам и смотрят в окно на бетонные джунгли. Теперь обернитесь вокруг. Много ли граждан сейчас думает и читает книжки? А удовольствия срывают все кому не лень. Упиваются реалити-шоу. Покупают пасту "Колгейт". Подсаживаются на газету "Твой день". Скопив деньжат, переключаются на журнал Vogue. Что вы делаете чаще: смотрите на звезды или стоите в пробке на Третьем кольце? То-то же...Музыку в современном обществе заказывает ленивый душой обыватель. Люди с высокими помыслами и тонкой душой вытеснены на обочину жизни. Если что и отличает нынешний сошедший с ума и катящийся в бездну мир от той реальности, которую описал Брэдбери, так это пожарные. В романе американского писателя дома давно уже стали несгораемыми, поэтому пожарные не тушат пожары, а сжигают книжки, если к ним поступает сигнал о наличии оных в доме. А вот у нас таких пожарных пока нет. И можно, конечно, махнуть на это рукой: ничего, скоро будут. Фигушки! Не будут. Не понадобятся.Брэдбери создавал свою антиутопию в 50-е годы (самое время расцвета американской технократии) по классическим лекалам. Придуманное им общество будущего — это, знамо дело, общество тоталитарное. Репрессивное. Жажда знаний и свободомыслие тут в буквальном смысле выжигаются огнем. Спектакль Шапиро исполнен пафоса, и это, как и у Брэдбери, антитоталитарный пафос. (Поверив в него, прекрасный артист Эльмо Ньюганен, исполняющий роль обратившегося пожарного Монтэга, вдруг впал на сцене в нехорошую крикливость.) Но парадокс в том, что общество бесконечного и бездумного потребления взрастает как раз не на тоталитарной, а на самой что ни на есть демократической почве. Самое страшное в стремительно глянцевеющей действительности — не насильственный, а совершенно добровольный отказ от умственных усилий и от работы души. Ни Буш-младший, ни Путин не закрывали библиотеки и книжные магазины. Не призывали телевизионщиков снимать идиотские мыльные оперы, не рекомендовали артистам сниматься в них, а гражданам — тратить на них свой досуг. Разве кто-то мешает обывателю смотреть не голливудскую дребедень, а артхаусное кино? Никто! Консьюмеризм и масскульт — это добровольное рабство. И они побеждают там, где — согласно главному завету демократии — правит большинство. Тоталитарные режимы устроены принципиально иначе. Они насаждают культуру и идеалы. Они сжигают (или запрещают) некоторую часть книжек, но любовь к другим прививают с детства. Читайте, падлы, "Песнь о нибелунгах". Учите, гниды, историю Древнего Рима. Слушайте Глинку, декламируйте Некрасова. Кто там считает, что Пушкин — не наше все? Петро-о-ов?! Ну ничего, мы его научим Пушкина любить. В демократическом обществе на место идеалов (плохих ли, хороших — неважно) заступает всесильный рейтинг. И если против тоталитарных идеалов можно бороться с помощью демократических идеалов, то борьба против рейтинга — это как раз борьба с демократическими идеалами. Сложная сия диалектика явно не ночевала в увлекательном романе Брэдбери. И уж тем более ее нет в очень искреннем спектакле Адольфа Шапиро. Его эстетика — это архаичная эстетика среднестатистического гражданственного спектакля сорокалетней давности. Его гражданственность — это гражданственность истинного шестидесятника, свято верящего в то, что спастись от гламура и масскульта можно так, как спасались когда-то от "совка", — взявшись за руки у костра, спев под гитару и почитав вслух слабое юношеское стихотворение Бродского "Пилигримы", которое сам автор, к слову сказать, упорно изымал из собрания своих сочинений. Пытаешься представить себе современных интеллектуалов у этого костра и ясно понимаешь: пилигримы — не мы, мы — не пилигримы. В борьбе масскульта и КСП за явным преимуществом, увы, победит масскульт.