Не страшно

Канадец ливанского происхождения Важди Муавад поставил в московском театре “Et Cetera” спектакль по своей пьесе «Пожары», посвященной событиям гражданской войны в Ливане. Один из любимых фильмов Муавада — «Неоконченная пьеса для механического пианино» с Александром Калягиным в главной роли. Узнав, что у потрясшего его артиста есть свой театр, Важди Муавад принял приглашение на постановку в Москве.Постановка «Пожаров» в “Et Cetera”, когда драматург выступает еще и в качестве режиссера — нечастый в России, но вполне распространенный в мире случай театра сугубо авторского. Пьеса «Пожары» входит в тетралогию произведений канадского драматурга, посвященных гражданской войне в Ливане. Важди Муавад сделал все возможное, чтобы ничто не отвлекало зрителей собственно от текста. Ни сценографические изыски (на сцене пластиковая стена, восемь стульев, два ведра воды да небольшой ливень в финале). Ни мизансценические радости: актеры преимущественно застывают лицом к залу и скандируют монологи. Актерских открытий в спектакле тоже не наблюдается. А исполнительницы главной роли (на разные возрасты задействованы разные актрисы) так похожи одна на другую, что проще перестать задумываться: пятьдесят лет сейчас «поющей женщине» Науаль или семнадцать.Один из наших классиков как-то советовал: никогда не пишите о любви, когда сами влюблены, — не получится ничего, кроме истерики, крика и набора банальностей. Вот когда любовь пройдет, то мастерство поможет ее воскресить. Нетерпеливому канадцу Важди Муаваду, родившемуся в охваченном гражданской войной Ливане (откуда его родители бежали во Францию) эту мудрость явно никто не преподал, или по крайней мере он решительно не захотел ее услышать. Его пьеса «Пожары» написана на крике. И на крике играется. Сидя в зале “Et Cetera” ты через полчаса твердо понимаешь, что актеры репетировали при включенной камнедробилке и до сих пор по инерции пытаются ее перекричать. Потом с постепенным разворачиванием действия ты понимаешь, что крик исполнителей — всего лишь эхо авторского крика. Пытаясь передать нам ужасы гражданской войны, Важди Муавад нагнетает и нагнетает кошмары, твердо убежденный, что простыми средствами сегодняшнего зрителя не пронять.Если просто описать, как горел автобус с людьми, или как в тюрьме тюремщики насиловали женщин, — то закаленные ежедневными сводками новостей, мы отнесемся к этому с привычным равнодушием. Поэтому он изобретает ужасы, уж совсем леденящие душу. Два героя пьесы, осиротевшие близнецы загадочно молчавшей последние пять лет жизни матери, отправляются согласно ее завещанию на поиски материнского прошлого. Они приезжают в Ливан и тут эпизод за эпизодом, встреча за встречей погружаются в кромешную тьму растущих в геометрической прогрессии кошмаров. Я не секунду не сомневаюсь, что Важди Муавад вставил в свою пьесу реальные истории ливанской войны. Что все описанные насилия, глумления, убийства, расстрелы, издевательства и впрямь имели место. Но законы восприятия художественного произведения не работают по арифметическому принципу: два ужаса страшнее, чем один. Шекспир описал, как Отелло задушил Дездемону, — и это трагедия. Если бы он описал, что Отелло Дездемону вначале задушил, потом утопил, потом разрезал труп на части и отправил уши в венецианский Совет Дожей, — получилась бы не трагедия, а голливудский ужастик. Чем больше герои, а с ними и зрители узнают о главной героине пьесы — народной мстительнице, учительнице, журналисте, убийце, жертве, матери, легенде, — тем более условно-придуманной становится ее фигура. В момент кульминации близнецы выясняют, что их отец не только был военным преступником, убийцей по призванию, тюремным палачом, изнасиловавшим их мать, но и их братом! Согласитесь, что рядом с этим душераздирающим сюжетным ходом история Эдипа кажется просто доброй сказочкой из жизни воспитателя детского сада. В зале вместо задуманного драматургом ужаса — нервный смех, природу которого когда-то сформулировал Толстой: «он пугает, а мне не страшно!».Иногда неудачный опыт значит для театра гораздо больше, чем даже несколько успешных постановок. С «Пожарами» театр “Et Cetera” вновь продолжил «политическую линию» своего репертуара, когда-то блистательно начатую «Шейлоком» в постановке Роберта Стуруа. Обращение к современной истории мира — одна из тех задач театра, которые особенно легко и охотно забываются, и напоминание о которых более чем актуально.