Миф о "лишнем" человеке

В новом спектакле Владимира Панкова вампиловская пьеса, кажется, впервые раздвигает свои временные и жанровые рамки. Действие из 1968 года впрямую не переносится в наши дни, но, в то же время и не сосредоточено на реалиях пятидесятилетней давности. Психологическая драма обрастает метафорами и плотно насыщается музыкой. Стоит напомнить, что созданная однажды Панковым студия SounDrama (а спектакль театра «Et cetera» как бы копродукция с этой студией) работает в особом жанре, где музыке отведена важная роль, и вообще звуковая стихия выполняет в спектаклях Панкова действенную, смыслообразующую функцию. Текст, как правило, легко перетекает в музыку, а живые музыканты и певцы соединяются в одном действии с драматическими артистами. Таким образом, любой, изначально насыщенный бытовыми подробностями материал (к примеру, «Морфий» М.Булгакова, ранее поставленный режиссером в этом же театре) обретает гораздо более высокую степень театральной условности. И вот в «Утиной охоте» прямо на подоконниках по бокам сцены стоят воздушные девушки-скрипачки из студии “SounDrama”; слышен утиный кряк; звучат хоры и сольные песни; сценический пол залит водой; персонажи ходят в резиновых сапогах с налипшими на них клочьями лесных веток, а на спинах у них вышиты эмблемы уток, нечто вроде пародийной мхатовской чайки; алый гроб, тот самый, что шутники однажды заказывают живому Зилову на дом, герои таскают по сцене, находя ему самые разнообразные применения.

Это многофигурное, шумное, почти мистериальное действо художник Максим Обрезков помещает в пространство казенного советского учреждения. Такие, к слову, вполне можно встретить на необъятных просторах нашей родины и сегодня: голубоватые, оттенка незабвенных отечественных женских панталон стены, с роду немытые окна, безликие столы. Здесь помещаются и Бюро технической информации, место невнятной работы Зилова, и кафе «Незабудка», где герои забываются в винном угаре, и новая квартира героя, в которой празднуется нескладное новоселье.

В центре, разумеется, Зилов, но такого вампиловского героя мы еще не видели. Очень хороший артист Антон Пахомов, перешедший в труппу «Et cetera» из ташкентского театра «Ильхом», играет человека, в котором совершенно отсутствует обаяние. Какое бы то ни было, даже отрицательное! И остается только гадать, каким это образом все окружающие женщины ухитрились в него влюбиться. Впрочем, есть одно соображение, но о нем в свой черед. Зилов-Пахомов неказист, вертляв, он все время мимикрирует, то ерничает, то вроде бы серъезен и даже искренен, то уничижителен до отвращения. Где он подлинный, нам понять не дано, и это обстоятельство очень важно в общей концепции Панкова, ибо на самом деле он подлинный всегда, а точнее, всегда лишен стержня и свойств. Не муж, не сын, не любовник, не друг, не работник, скорее всего, и не охотник тоже – перекати-поле, человек без корней. В начале спектакля он вылезает из гроба, живехонький, но какой-то скукоженный, почти юродивый, и это, конечно, метафора в лоб. Впереди еще столько событий, каких-то деяний и желаний, каких-то отношений с женщинами, но гроб, из которого герой вылезает в самом начале, и который на протяжении всего спектакля никуда не исчезает, выполняя самые разные подсобные функции, недвусмысленно заявляет: перед нами мертвая душа. Даже не думайте, что он «советский Гамлет» рефлексирующий интеллигент, «лишний человек», сформированный советским безвременьем! А ведь именно в таком ключе героя пьесы Вампилова трактовали прежде, нащупывая (и совершенно справедливо) прямые нити, ведущие к чеховским мужчинам-антигероям и далее к персонажам большой русской классики. Однако на сцене «Et cetera» Зилову не дается ни одного шанса быть хоть чуть-чуть романтическим героем, и не жаль его ни капельки. Более того, вся мужская компания здесь ему под стать, сплошные «алики», как называет их циничная Вера (Екатерина Буйлова). Не столько в связи с пристрастием к зеленому змию, сколько в смысле полной идентичности: ни эмоции, ни помыслы, ни деяния, в сущности, не стоят ни гроша. И Кузаков (Кирилл Лоскутов), и Саяпин (Григорий Старостин), и даже начальник Кушак (Сергей Тонгур) мало различимы в своей общей пустопорожней жизнедеятельности. Все, а не только Зилов, протирают штаны в Бюро технической информации и пишут липовые отчеты. Все охочи выпить и забыться. Все не прочь за юбкой поволочься. Основателен и даже загадочен в силу своей откровенно азиатской внешности здесь лишь официант Дима, которого играет Амаду Мамадаков. Это пришествие на смену восторженному интеллигенту «нового человека», случившееся в годы после оттепельного застоя, стал одно время даже темой нашего театра, в частности, широко шла пьеса В.Арро с говорящим названием «Смотрите, кто пришел». Но в спектакле Панкова с Димой-Мамадаковым появляется еще и актуальный геополитический акцент. Впрочем, не настойчивый. Гораздо более принципиальна тут женская тема, и пора вернуться к загадке: отчего женщины любят такого необаятельного Зилова? А женщины в спектакле хороши. И уже упомянутая Вера, и юная Ирина - Сэсэг Хапсасова, и, конечно, жена Зилова Галина в тонком исполнении Анжелы Белянской. Каждой придуман свой рисунок, но лейтмотив у всех один: надо кого-то любить на этом катастрофическом безрыбье, надо хоть в ком-то реализовать свое природой данное предназначение. Женщины в этой «Утиной охоте» действительно становятся жертвами скверного, выморочного мироустройства. И здесь вступает в спектакль еще одна серьезная тема – тема самой Природы, преданной человеком и отомстившей ему. Урожденный байкалец Вампилов, друживший с лесами и водными просторами, да и погибший в том самом удивительном озере, кажется, ни в одной из своих пьес не обошел эту тему вниманием. Но заложено в его сочинениях было еще столько всего, что разговор о связи человека с Природой почти всегда отходил на периферию театральных интересов. У Панкова же мотив звучит явственно. Жаль только, избыточно. Спектакль вообще грешит навязчивыми повторами одних и тех же сцен и образов, в нем несколько зачинов и несколько финалов. А все же девушка Ирина в восточном облике Сэсэг Хапсасовой, ее почти мистический выход в ярком бурятском свадебном наряде с берестяными крыльями за спиной производит сильное впечатление. Вода на подмостках, по которой персонажи шлепают не только в сапогах, но и в туфельках, налипшие на обувь клочья дикой зелени, утиные крики – все это та самая роскошная природа, преданная, затоптанная, оборванная, обстриженная, в конце концов, отвернувшаяся от человека. Три старухи, три, как их назвали, кажется, все рецензенты спектакля (а иначе и не назовешь!) Парки, женщины-ведьмы из русской глубинки, в простых одеждах и черных платках, бабушки-прабабушки Зиловых-Саяпиных, ходят тут же. Хозяйничают потихоньку, поют, причитают. Забытые, как Фирсы, они еще незримо с нами, только помочь уже ни чем не могут.

Утиная охота, на которую Зилов вроде бы мечтает поехать, здесь окончательно превращается в миф. И думаешь, доезжал ли когда-нибудь наш герой хотя бы до ближайшего лесочка, или всего лишь имел невнятное намерение, а потому не добрался туда точно так же, как на похороны собственного отца?

Владимир Панков беспощадно развенчивает своей «Утиной охотой», кажется, все мифы, связанные не только с этой замечательной пьесой, но и с нашими все еще живучими представлениями об интеллигенции конца 60-х годов. Мы-то по привычке полагали, что затхлое время выдавило на обочину думающих, рефлексирующих людей. А режиссер мрачно констатирует: эти самые люди и сделали свое собственное драгоценное время никчемным и затхлым.