17.11.2006
Journey Into Darkness
John Freedman ,
"The Moscow Times"
27.10.2006
Бегство от обмана
Елена Губайдуллина ,
"Театрал"
25.10.2006
По кайфу
Марина Зайонц ,
"Итоги"
19.10.2006
Театр начинается с морфия
Марина Райкина ,
"Московский комсомолец"
16.10.2006
Октябрь. Московские театральные премьеры
Елена Дьякова ,
"Новая газета"
13.10.2006
Про «Морфий» написали оперу
Майя Мамаладзе ,
Полит.ру
12.10.2006
Глюки Верди
Наталия Каминская ,
"Культура"
11.10.2006
Партитура экстаза и ломки
Ольга Фукс ,
"Вечерняя Москва"
09.10.2006
Морфий
Вера Павлова ,
"TimeOut"
09.10.2006
Не колись
Ольга Галахова ,
"Независимая газета"
06.10.2006
Лекарство от тоски
Алена Карась ,
"Российская газета"
05.10.2006
«Морфий» — премьера в театре “Et Cetera”
Дарья Ли ,
Радио "Маяк"
05.10.2006
Режиссерская доза
Роман Должанский ,
"Коммерсантъ"
08.06.2006
Сожженные письма
Алиса Никольская ,
"Взгляд"
06.04.2006
Загадка Ивана Павловича
Майя Мамаладзе ,
"Полит.ру"
31.03.2006
Behind Closed Doors / За закрытыми дверями
Джон Фридман ,
"The Moscow Times"
27.03.2006
Газета «Русский инвалидъ» за 18 июля…
Елена Ковальская ,
"Афиша"
23.03.2006
Есть ли жизнь после классики?
Наталия Каминская ,
"Культура"
20.03.2006
Конец историйки
Дина Годер ,
"Экперт"
17.03.2006
Сюжет предан анафеме
Григорий Заславский ,
"Независимая"
16.03.2006
Хороший конец под рельсами
Ольга Фукс ,
"Вечерняя Москва"
16.03.2006
Вдруг без друга
Роман Должанский ,
"Коммерсантъ"
10.03.2006
Сюжет из газеты
Григорий Заславский ,
"Независимая газета"
Пресса
5:00
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Вдруг без друга
Роман Должанский
"Коммерсантъ" ,
16.03.2006
Московский театр Et cetera показал свою первую премьеру в новом здании. Правда, случилась она не в ставшем уже столичной притчей во языцех большом зале, а в камерном. Михаил Угаров поставил здесь собственную пьесу «Газета'Русский инвалид' за 18 июля…». Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ. Если нынешние драматурги пишут пьесы про жизнь позапрошлого века, то их героями обычно становятся личности исторические. А если и простые люди, то лишь те, чьи судьбы оказываются волею авторов сопряжены с известными по учебникам событиями. Безвестные же обыватели, как правило, бывают только современниками драматургов. Михаил Угаров ставит подряд уже вторую современную пьесу, в которой действуют вымышленные персонажи давно минувших дней, занятые исключительно своей жизнью. И эпоха одна и та же - Россия, вторая половина позапрошлого века. Не надо долго объяснять, что, описывая людей давно минувших дней, вменяемые авторы занимаются не музейной реконструкцией быта предков, а разбираются с современностью и окольными путями высказывают сегодняшние мысли об обществе, об искусстве и о самих себе.Учитывая, что собственная Михаила Угарова пьеса «Газета'Русский инвалид' за 18 июля…» написана сравнительно давно, а пьеса Вячеслава Дурненкова «Три действия по четырем картинам», которую господин Угаров три месяца назад выпустил в театре «Практика», появилась сравнительно недавно, можно предположить, что вторая некоторым образом была вдохновлена первой. Однако в сочинении господина Дурненкова (см. Ъ от 22 декабря) гораздо больше розыгрышей, стеба, постмодернистских игр и психоделических подмигиваний зрителю. Что имел в виду автор, остается вопросом, открытым для дискуссий в гардеробе и в профессиональной прессе. «Русский инвалид» по сравнению с «Тремя действиями» прозрачен, как слеза комсомолки, а Угаров выглядит гармоничным классиком по сравнению с путаником Дурненковым. Нет, кто спорит, и в угаровской пьесе можно при желании обнаружить реминисценции и подводные течения, но главное, ее высказывание внятно как манифест. Даже как лозунг. Оно так и подается: актер Владимир Скворцов, играющий главного героя, литератора Ивана Павловича, забирается на кресло и торжественно провозглашает авторское творческое кредо: «Нельзя позволять впутывать себя в сюжет!»Как и до всякого мига, когда наступает ясность, до этого момента спектакля требуется дожить. Поначалу кажется, что все это черт знает что такое, а не театральная постановка. Вроде и декорация красивая, реалистическая, со стенами и мебелью, как в бульварном театре, и актеры говорят громко, и персонажи самые обычные — герой, его старая нянька, его племянник и племянница. Но впечатление такое, что актеры и сами не знают, зачем собрались: говорят ни о чем, то грубят друг другу, то шутят невпопад, постоянно интересуются временем и не могут наладить диалог. Минут через двадцать начинаешь украдкой заглядывать в программку, напечатанную в виде дореволюционной газеты. В ней мелким шрифтом напечатана вся пьеса, и если в темноте найдешь текущую реплику, то можно примерно оценить, сколько тебе еще осталось ерзать в кресле и недоумевать.Потом, как и было уже сказано, все встает на место. И единственное событие пьесы — старая любовь героя, женщина, когда-то бросившая его и лишившая покоя на всю жизнь, вновь приезжает и пишет письма, прося о встрече,- тоже находит свое объяснение. Не хочет герой встречаться с прошлым, потому что не хочет становиться персонажем сюжета, похожего на литературу. Ему нравится жить без происшествий, пописывая в газетку «Русский инвалид». Иван Павлович, как оказывается, вообще ненавидит беллетристику, любого рода описания и всяческие придуманные события. То есть авторскую фантазию как таковую. И особенную ненависть вызывает у него слово «вдруг» — куда лучше, когда жизнь течет себе и идет, без сюжетов. Герой приводит несколько остроумных примеров, и зритель уже готов согласиться с тем, что для человека нет ничего хуже превращения в персонажа какой-то банальной повестушки.В общем, тут и возразить нечего, вполне уважаемая жизненная и творческая позиция, хоть и не сногсшибательно оригинальная, но, вероятно, вполне достойная знакомства с ней в рамках очередного камерного театрального вечера. Но вот что интересно. Несколько лет назад драматург Михаил Угаров подался в режиссуру, можно сказать, тоже из ненависти — ко всяческим театральным «вдруг», то есть от недоверия ко всем сегодняшним режиссерам, якобы коверкающим пьесы своими интерпретациями, привнесенными в текст извне сюжетами. Но вот смотрим мы сегодня «Русский инвалид» и видим: в финале стены дома поворачиваются вокруг своей оси, герой с рюкзачком за спиной оказывается на улице, вдыхает дым и слышит свистки паровоза. В общем, сюжетофоб пустился-таки в жизненный сюжет, который, каким бы он ни оказался, наверняка скатится в банальность. То есть финал спектакля ровно противоречит финалу пьесы — вот уж интерпретация так интерпретация! Значит, поставив десяток спектаклей в самых разных театрах, даже драматург неизбежно, против своей воли, становится режиссером, и его бунт обречен. С одной стороны, это не может не огорчить. Но вдруг начинает радовать.