Сонные игры

Завтра премьерой спектакля Роберта Стуруа «Последняя запись Крэппа» московский театр Et cetera будет отмечать свой десятилетний юбилей. А накануне здесь показали еще одну премьеру — «Игру снов» Августа Стриндберга в постановке лауреата премии «Золотая маска», известного петербургского режиссера Григория Дитятковского. Героиня пьесы «Игра снов» дочь древнеиндийского бога-громовержца Индры спускается на землю, чтобы понять, как живется людям, оправданы ли постоянные жалобы, которые снизу направляются богам. Ровно сто лет назад Август Стриндберг написал текст, ставший одним из хрестоматийных образцов театрального символизма. Тревожная, литературно растрепанная и трудночитаемая драма шведского классика состоит из отрывочных эпизодов, составленных в некое обозрение жизни человечества. Итоги предпринятого небесной гостьей обзора неутешительны. Однако увлекавшийся буддизмом Стриндберг не отчаивается, он подсказывает, что к подлостям и пошлостям жизни надо относиться как к набору видений, галлюцинаций, произвольно складывающихся в некую игру. «Жалко людей!» — в пьесе рефреном звучит это сожаление богини-путешественницы. Часто или редко произносится оно в той сценической редакции, которую играют в театре Et cetera, утверждать не решусь. Странный эффект: говорят со сцены вроде по-русски, а не воспринимаешь ни единого слова, не запоминаешь ни одной интонации. Питерский режиссер Григорий Дитятковский (два года назад получивший две «Золотые маски» за спектакль Театра на Литейном «Потерянные в звездах» и, соответственно, несколько приглашений поработать в Москве) так и не придумал, каким же образом превратить призрачные стриндберговские прихоти в сколько-нибудь реальные, внятные сценические события. Актеры здесь словно заключены в аквариуме: вроде силятся донести до публики что-то важное и надбытовое, а выглядят немыми и неорганичными. Какая-то рыбья жизнь есть в этом спектакле, но ни о каких символистских «предчувствиях и предвестиях» говорить не приходится. У господина Дитятковского заслуженная репутация рафинированного интеллектуала, человека строгого театрального вкуса. Он всячески холит и лелеет этот имидж, поэтому ставит спектакли, словно застегнутые на все пуговицы. В них все происходит очень медленно, степенно и надменно. Персонажи «Игры снов» то и дело замирают в красивых статичных позах. Они сами тоже задуманы очень красивыми и загадочными. Время от времени доносится шум близкого моря; этот простой атмосферообразующий прием господин Дитятковский недавно уже использовал в «Федре» питерского БДТ. Вообще, соседство воды и северные морские ветры очень чувствуются в стильном оформлении спектакля. И боги, и люди оказываются жителями сурового северного мира. На деревянный помост-подиум, которым художник Эмиль Капелюш накрыл сцену театра, иногда выбегают две девочки-балерины, потом они зябко жмутся комочками к кому-нибудь из героев. В глубине сцены бликуют нездешние огоньки и шелестит прозрачный занавес из тонких длинных трубочек. За ним поднимается серый скандинавский туман, скрадывающий очертания людей. На размытом фоне бесшумно «плавают» перпендикулярно друг другу темные балки, отчего создается эффект компьютерной смены диафрагмы; что-то схожее художник Александр Орлов делал (тоже в БДТ) для спектакля «Перед заходом солнца». И вообще, если бы заменить просмотр драмы десятиминутной демонстрацией оформления и искусной световой партитуры Глеба Фильштинского, можно было бы по достоинству оценить странный перформанс и не заскучать. Даже Роберт Уилсон, уж на что, казалось бы, формалист из формалистов, понял, что без юмора и эксцентрики «Игру снов» сегодня не одолеть. И поставил один из лучших европейских спектаклей последних лет (его показывали в прошлом году на театральной олимпиаде). Григорий Дитятковский, не избежавший влияния уилсоновской эстетики, то ли чувства юмора лишен напрочь, то ли, как скверну, изгоняет его из себя плетьми. Все-таки формализм и анемия — как говорится, две большие разницы. И можно только воображать, что произошло бы, если бы режиссер немножко расслабился и решил хотя бы слегка поиграть в сны. А так остается только покорно прикрыть веки и мирно дремать, проникшись художественной скукой постановки. Но ругать, проснувшись от аплодисментов, спектакль такой высоченной культуры, конечно же, грех.