Пресса
5:00
2024
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Не форсируйте фарс!
Ольга Егошина
"Версты" ,
23.02.2002
Руководитель и основатель Et cetera Александр Калягин крайне осторожен в формулировках творческой программы своего театра. Вообще, видимо, боязнь манифестов и формул — одна из характерных особенностей актеров — художественных руководителей. Насколько легко и красиво делятся своими планами и проектами, задачами и целями руководители-режиссеры, настолько осторожны в своих высказываниях Джигарханян и Ширвиндт, Табаков и Калягин. Актерская выучка: показать, а не рассказывать. «Необщее выражение» лица театра с Нового Арбата и целенаправленность усилий его руководителя осознается постепенно, складывается, как в мозаике, из сопоставленных рядом имен приглашенных режиссеров, из выбора репертуара. Последняя постановка Et cetera — фарс Альфреда Жарри «Король Убю». Я спросила Александра Калягина, чем уму приглянулся этот сквернослов, мерзавец, трус и узурпатор — папаша Убю? Или это способ высказаться на какие-то злободневные темы? — Я, честно говоря, не очень верю актерам, когда они начинают объяснять, что они выбирают роль, когда их волнуют какие-то темы — материнства или защиты добра. Помню, как прочел в каком-то интервью Смоктуновского про то, что в своих ролях он исследует тему добра в человеке… Это звучало как-то фальшиво. Я потом все хотел подойти и спросить, что он имел в виду. И не решился. Не потому, что он был как-то особенно недоступен: гримерки рядом, курительное место одно на всех. Да и сам Иннокентий Михайлович держал себя просто и даже застенчиво… Но все-таки спросить я не решился: нехороший блеск в глазах неминуемо выдал бы мой скепсис по этому поводу. Я убежден, что актер выбирает роль по каким-то настолько смутным и неясным ему самому основаниям, что пытаться это объяснить — все равно что объяснять, почему тебя потянуло к той или другой женщине. В ком-то удивили глаза, в ком-то ноги, а в ком-то, не знаю, манера сидеть или жестикулировать. Или там — запах духов. Почему актер «западает» на ту или иную роль — это из области запахов. Это вторая постановка Морфова в нашем театре, и судить о результатах не мне, а вам. Но жаль, если в спектакле расслышат только бранные слова или запомнят трюки. Мы ставили перед собой довольно серьезные задачи, и работа, поверьте, была проделана огромная. Здесь только малая часть материалов, которые мы использовали. В кабинете у Александра Калягина на столе лежит груда альбомов фотографов, художников, графиков Европы и Америки, запечатлевших лица ХХ века: бизнесмены, политики, актеры, короли мод, военные. Калягин берет один из альбомов и с любовью листает страницы галереи карикатур, нежно обводит пальцем одутловатое лицо: «вот это подсказало кое-какие мотивы гримов»… Тон внезапно становится гнусавым, и на месте почтенного, респектабельного руководителя театра вдруг возникает ругатель и обжора, трусливый, наглый, бесстыдный, неотразимый папаша Убю. Так выглядывает лицо злодея из окошка почтенного буржуазного дома. Он появляется на сцене в красном беретике, широченных шароварах, оглядывает зрительный зал… «Де-ерьмо», — с вызовом и наслаждением произносит актер первые строчки Альфреда Жарри. Написанный 14-летним мальчиком для кукольного театра, этот фарс стал манифестом и лозунгом целой плеяды «революционеров искусства», потом разделил судьбу всех манифестов и лозунгов — был прочно забыт. И вот теперь болгарин Морфов решил на русской сцене воссоздать историю небольшого путча в маленькой стране, узурпаторское правление с повешением одних и карательными экспедициями против других, с военным походом на соседнюю великую державу Россию. В предпремьерных интервью режиссер говорил о политических аллюзиях сегодняшнего дня, но надо сказать, что Морфову удалось поставить спектакль одновременно веселый и не бессмысленный, соединив откровенную условность и натуралистическую достоверность, драматизм и шутовство, сквернословие и чистую лирику, занимательную игру и гражданский пафос. На сцене едят настоящие сосиски и вешают за подмышки, взаправду ругаются и условно дерутся. Морфов изобретательно использовал не слишком богатую выразительными возможностями сцену Et сetera: путч разыгрывается на киноэкране перед заинтересованными зрителями. «Путчисты» свободно переходят с экранного пространства на сценические подмостки и обратно. Если стоящий у экрана капитан Бордюр (Сергей Новиков) бьет короля Венцеслава (Сергей Плотников) ногой в живот, то фигура на экране корчится от боли. Кукольная фигура папаши Убю в исполнении Александра Калягина обретает масштаб и размах. Из памяти уже не изгладятся злые глазки и неожиданный перепад интонаций от хамства до визга. Давно Александр Калягин не был на сцене так свободен, так раскован, так по-актерски счастлив и доволен собой. Он нашел для своего героя то соединение цинизма и ребячества, когда непонятно: перед тобой избалованный инфант, который не ведает, что творит, или расчетливый лицемерный злодей. Его Убю потребляет окружающий мир с увлечением, с каким он поглощает свои сосиски. После трагического и человечного Шейлока в шекспировской трагедии Калягин показал, что жесткий фарс вполне в его актерском диапазоне. Что премьера в Et cetera станет событием, было понятно из состава имен Жарри-Морфов-Калягин, но в результате получилось больше, чем событие, — хороший спектакль в редком для русского театра жанре политического фарса.