Подписка на новости

Подписаться на новости театра

Поиск по сайту
Версия для слабовидящих
Заказ билетов:
+7 (495) 781 781 1
Пушкинская карта

МОСКОВСКИЙ ТЕАТР «Et Cetera»

Et Cetera

художественный руководитель александр калягин

главный режиссер Роберт Стуруа

27.12.2012 Передача "Рожденные в СССР", в гостях Людмила Дмитриева 13.12.2012 Любовь на два дома Ирина Корнеева , "Российская газета" 10.12.2012 Возвращенец Андрей Ванденко , «Итоги» 24.11.2012 Давид Яковлевич Смелянский в гостях у Алексея Райкова на радио «Говорит Москва» Алексей Райков , «Говорит Москва» 13.11.2012 Гия Канчели — о Роберте Стуруа, Михаиле Саакашвили, прошлом и будущем Ольга Завьялова , «Известия» 12.11.2012 Лицедей Андрей Ванденко , «Итоги» 02.11.2012 Калягин: «Латвия – это мой климат, моя аура!» Андрей ШАВРЕЙ , Телеграф.lv 24.10.2012 Роберт Стуруа: «В России я, как на родине» Наталия Викторова , Голос России 21.08.2012 Ничего себе местечко для сбора Марина Райкина , МК 01.06.2012 Даниил Страхов: «Путь к внутренней свободе» Марина Белова , журнал «Театрон» 31.05.2012 Между родиной и чужбиной Шели Шрайман , «Окна» 25.05.2012 Гия Канчели: «Главное, не страна, а люди» Виктор Лихт , «NAUTILUS» 23.05.2012 Александр Калягин: «Все на что-то жалуются» Марина Мурзина , АИФ №21 20.05.2012 Роберт Стуруа: Искусство должно быть в конфликте с властью Яков Зубарев , «Секрет» 04.05.2012 «Я все думал, когда нас Бог покарает за Сталина, и вот...» Инна Шейхатович , Тарбут.ru 04.05.2012 Полицейский должен улыбаться Александр Малюгин-Гаврилов , «Аргументы Недели» 14.02.2012 Роберт Стуруа: вот-вот должно произойти что-то настоящее Наталия Курова , «РИА Новости»
Пресса

«Я все думал, когда нас Бог покарает за Сталина, и вот...»

Инна Шейхатович
Тарбут.ru , 04.05.2012
С тех пор, как у великого театрального режиссера Роберта Стуруа отняли его детище, его театр имени Шота Руставели в Тбилиси, которым мэтр руководил на протяжении 31 года, он живет в Москве. В театре Et Cetera. «У меня ключи от театра, - говорит Стуруа, - теперь здесь мой дом». Он репетирует. Размышляет. Мечтает. Последнюю шекспировскую пьесу - «Буря» в постановке Стуруа Et Cetera вскоре покажет в Израиле. Об этом и не только - наше интервью с режиссером. - Господин Стуруа, я много раз видела спектакль «Король Лир», поставленный вами в тель-авивском Камерном. И, пусть и с опозданием, хочу выразить свое восхищение. - Спасибо. Я тогда работал в Израиле не первый раз: до «Лира» поставил «Тартюфа» в «Габиме», в Камерном - «Раззевающих рты» Ханоха Левина. На «Лира» меня пригласил Йоси Полак. Тартюфа в «Габиме» играл очень хороший и, на мой взгляд, недооцененный актер Моше Беккер. В спектакле по Левину играл Шули Ранд, который ушел из театра в религию, как у вас говорят - «вернулся к ответу». Я предлагал ему сыграть у меня Мекки-ножа в «Трехгрошовой опере», а он сказал, что не может играть человека, в котором столько зла. Я подумал, что театр как раз для того и существует, чтобы в мире стало меньше зла. Но Шули уже для себя решил иначе. - Как сложились ваши отношения с Ханохом Левином? - Он поначалу не понял, не принял смою трактовку. Что-то говорил об этом, но не резко, не раздраженно. А потом, спустя какое-то время, он пошел посмотреть еще раз. И написал мне, что я был прав. Что он принял мое решение. - «Король Лир» в Израиле был трудным для вас? - Это был спектакль, в который каждый из актеров стремился привнести свою правду о Шекспире. У каждого было свое видение. И эти правды, эти разные взгляды не очень совпали. В том и была проблема - в несовпадении взглядов. Для израильских актеров - талантливых, подвижных - нет преград на сцене, они многое могут, они сочетают психологизм и театральность. Но что-то в наших позициях, моих и части актеров, не совпало. У Полака были замечательные сцены, но он слишком быстро говорил, и пропадала поэзия. А моя вера, моя версия в том, что театр - это искусство, близкое поэзии. Я хотел выстроить спектакль как элегию. Может, эта пьеса - после великого спектакля великого Михоэлса - стала сакральной, заняла особое место в еврейском театре. «Лир» для Израиля несет в себе нечто очень сокровенное. Это легенда, легенда навсегда - и любое прикосновение к ней болезненно. Есть некое виртуальное табу. - Недавно у нас побывал один довольно серьезный московский театральный критик. Он ходил на спектакли, свысока на все поглядывал. А потом бросил слово «провинция». Что вы думаете о нашем театре? - Провинция? Нет, это слово не подходит. Сказать нечто обобщающее я не могу, у меня нет полной картины. По двум-трем спектаклям о театре страны нельзя судить. Я думаю, что израильские актеры универсальны. Относятся к самому интересному отряду актеров в мире. И не могут быть провинциальными по самой своей природе. Режиссеры - могут быть провинциальны. Режиссерское средство - мысль, а мысль трудно обретается. Беда всех - и в России тоже! - в бытовизме. Бытовизм убивает, снижает силу театра. А это вина режиссеров. Актеры зависят от режиссуры. Я помню старый анекдот, который в то же время и быль: последний курс Станиславского, один актер после распределения спрашивает: что необходимо для успеха - талант или случай? И великий Станиславский сказал: на 95 процентов нужен случай, и только на 5 - талант… Может, «случай» - это еще и псевдоним режиссера? - Господин Стуруа, почему после всех бед, после изгнания из любимого театра, вы выбрали Еt Сetera? - Мне предлагали в Москве сразу несколько мест работы. Таганку, МХТ. Причем Таганку уже во второй раз - первый раз я получил приглашение, когда Любимов остался за рубежом. Я тогда сказал: без разрешения Любимова я не приеду. Не возьму его театр. А сейчас я просто подумал, что Таганка показала много примеров довольно жестокого обращения со своими режиссерами. Театр, в котором присутствует функция тирании, мне не очень близок. Театр всегда противостоит тирании, насилию - в этом его суть. В МХТ слишком много режиссеров - не хотелось стоять в очереди. Et Сetera - театр, который интересно развивается, у него формируется новое лицо, да и с Калягиным мы давно дружим, что тоже важно… И потом, я не всегда буду жить в Москве, я верю, что еще вернусь в Грузию. Кстати, я не так уж сильно пострадал: меня просто уволили, а Сандро Ахметели, который руководил театром до 1937 года, вообще расстреляли… - Вас освободили от работы в Грузии по приказу президента? - Был приказ министра культуры, а причиной увольнения стал мой конфликт с президентом. Ему не понравились мои высказывания. - Министр культуры Грузии имеет какое-то отношение к культуре? Он отличает в театре авансцену от колосников? - Он - человек, занимавшийся кино. - Свобода слова - не роскошь, а признак демократии… - …какая демократия?! Грузия сейчас султанат. Что султан скажет, то и будет. И при этом все делается хитро: создается видимость свободы, цивилизованности. Всех обманывают! Думаю, нам это воздаяние за грехи, за Иосифа Виссарионовича, - я все думал, когда же оно настанет, когда нас Бог покарает за Сталина, и вот, кара пришла… - Сталин - позор нации? - Разумеется! И не надо стараться приукрасить свою историю, история - не сборник легенд и мифов, она, скорее, Библия, поучительная книга о людях, которые грешат, и выходят из греха, и снова совершают ошибки. - Расскажите, пожалуйста, о пьесе француза Тарика Нуи, «Собачья площадка», которую вы репетируете сейчас в театре Еt Сetera. - Это будет мировая премьера. Тарик Нуи написал притчу, человечную, злую, актуальную. В ней показан мир после атомной атаки: запустение, всюду дикие собаки, на заброшенном пустыре живет торговец оружием. Его играет Александр Калягин. К нему приходят мужчина и девушка. Чтобы купить оружие. Мужчина хочет покончить жизнь самоубийством. Девушка - террористка, шахидка. Знаете, мы таких часто видим на митингах… По ходу действия возникает большое чувство, любовь расцветает на атомном пустыре. Одичавшие собаки - образ-предостережение. Хотя мир не очень умеет вглядываться в предостережения, сформулированные искусством. - Вы ставили оперы - и это всегда были удачи. Что вас привело к оперному театру? - Опера - самое условное, что может быть в театре. Потому что в опере поют. Опера не может быть реалистичной по определению. Это мне больше всего интересно. Вот я ставил «Мазепу» Чайковского, и никакого реализма в нем не предполагалось: задник сцены был оформлен текстами, рукописями Мазепы, на сцене была густая трава - как недозрелая пшеница, в траве стояла прозрачная лошадь. И все бы хорошо, да оперные певцы еще не все отошли от старой статичной школы. Пришла солистка, народная артистка, спросила: «это вы режиссер? Мне ничего не важно, кроме того, как я возьму ноту «си»!». А вы говорите - «удачи»! - О вас говорят, что вы - «бархатный» диктатор. - Говорят… Главное, я отходчивый. Мне самой сильной злобы хватает на три дня. Я умею прощать. - Есть ли у большого человека и масштабного режиссера такие актеры, которых он считает идеальными, универсальными инструментами для создания своих театральных фантазий? - Из мужчин, наверное, Калягин. Среди женщин… ну, наверное, это мои грузинские актрисы. - В каком-то смысле ваш спектакль «Буря» и его главный герой Просперо связаны с вашим увлечением эзотерикой… - Да, прежде я еще серьезнее увлекался, но и теперь меня это очень занимает. У каждого человека были в жизни случаи, которые нельзя объяснить. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», - говорит Гамлет. Он имеет в виду эзотерику. И Просперо, несомненно, специалист в этой области. Это спектакль о финале жизни, о смысле существования. Просперо - постаревший Гамлет. Гамлет, который уже не может использовать в борьбе шпагу и кинжал. И мог бы, накопив знания, уничтожить всех своих врагов, насладиться их гибелью - но… Наш спектакль о том, как люди преодолевают в себе жажду мести. И для меня очень важно было не потерять сказочность, поэтичность. - Что, если подключить дар предвидения, вас ждет впереди? - Я бы, наверное, хотел на каком-то этапе уйти из театра, я бы жил у моря, читал бы, рисовал. - И никакого театра? - Никакого. Я могу перефразировать Белинского? Думаю, я уже имею на это право: «любите ли вы театр так, как я его ненавижу?!»