Еврей и христианин

Шекспировский «Венецианский купец» на сцене Балтийской оперы появился под другим названием — «Шейлок». Да, именно Шейлок оказывается в центре произведения, и уже вокруг него переплетаются пути других героев. В нем сосредоточен наибольшей силы эмоциональный и психологический заряд, именно он, Шейлок, кажется самым настоящим и похожим на человека. Шекспировский герой, по сюжету купец, дает возможность представить на сцене стереотип еврея. Но не вследствие этого мы воспринимаем его как героя трагического — портрет Шейлока делается более полным, когда появляется другой персонаж, Антонио (Виктор Вержбицкий). Венецианский купец наделен — внешне — такими чертами, какими может гордиться справедливый и исключительно благородный христианин. Он не занимается унизительным ростовщичеством, дружба для него важнее денег. Он помогает Бассанио соединиться с любимой женщиной, отдавая при этом свою жизнь прямо в руки врагу. Так какую же драму выстраивает режиссер, сосредотачивая свой спектакль на конфликте между Шейлоком и Антонио, в котором первый предстает бездушным ростовщиком, зато второй — до тошноты благородным христианином? Акцентируя в характерах героев именно эти — наиболее штампованные и очевидные — черты, Стуруа, как кажется, располагает конфликт в двух плоскостях. Трагизм и Шейлока, и Антонио состоит в том, что оба являются двойными пленниками: своего «официального» образа — с одной стороны, и взаимной ненависти и многолетнего соперничества — с другой. Антонио не только соперник Шейлока, но и его двойник, alter ego, которое действует на территории, лежащей за пределами мира жадного еврея. Примечательны, однако, побуждения, которыми руководствуется Антонио. Разве зависимость, в какую он попал, не побуждает его к поступкам, последствия которых ударили бы по Шейлоку? То, что оба героя беспрестанно «оглядываются» друг на друга, несомненно, в итоге приводит их к гротескному финалу, который превращает трагическое противостояние в сюрреалистическое, неправдоподобное зрелище. Сцена суда и в самом деле начинается забавно. Шейлок может наконец осуществить свою мечту, вексель дает ему возможность вырезать из тела Антонио фунт мяса — то есть убить того, кто многие годы мучил его, давая понять, что он, Шейлок, — ничтожество. Убить того, кто своими поступками как бы вынуждал его вести себя по схеме, навязанной культурой и традицией, и не давал возможности разрушить этот стереотипный образ, освободиться от него. Намерение Шейлока убить Антонио, представляющего в пьесе христианское общество, — это символичная месть людям, которые унизили его и отобрали любимую дочь. Ведь Джессика, тайно бежав с возлюбленным, не только обокрала отца, но и отреклась от своего происхождения. Потеряв все, Шейлок будет желать мести «законным» венецианцам. Его рана так глубока, что он перестает думать о деньгах — и не хочет брать даже во много раз большую, чем задолжал Антонио, сумму. У купца нет иного выхода, кроме как поддаться тому, что кажется неизбежным. Он пробует не потерять при этом достоинства. Безрезультатно. Когда он убегает с операционного стола, из-под ножа Шейлока, мы уже знаем, что весь его заботливо созданный образ — лишь маска, за которой спрятался обыкновенный, слабый человек. Как и его враг, Антонио все время играл, гонясь за идеальным образом, который уже не удастся спасти. Но это, как выясняется, не имеет значения: до приведения приговора в исполнение дело не доходит. Антонио спасают друзья, те самые, которые немного погодя совершат над Шейлоком суд Линча. Ужасает его смысл: «добрые» христиане раздавили — перед лицом закона — еврейского клопа. Еврей Шейлок становится — не в первый раз, впрочем, — козлом отпущения «честного» общества.