Подписка на новости
Поиск по сайту
Версия для слабовидящих
Заказ билетов:
+7 (495) 781 781 1
Пушкинская карта

МОСКОВСКИЙ ТЕАТР «Et Cetera»

Et Cetera

художественный руководитель александр калягин

главный режиссер Роберт Стуруа

Пресса

Зачем Пушкину красный фрак?

Светлана Новикова
"Театральный курьер" , 01.02.1999
В юбилейный пушкинский год, естественно, всем хочется вспомнить великого поэта, «наше всё». В драматических театрах особой популярностью пользуются «Маленькие трагедии», «Барышня-крестьянка», «Станционный смотритель». Театр “Et Сetera” пошел путем более оригинальным, поставив не самого Пушкина, но нашу всеобщую любовь к нему. Возможно, Александр Калягин, художественный руководитель “Et Сetera”, постановщик и исполнитель одной из ролей, выбрал пьесу Ксении Драгунской не в качестве юбилейного реверанса, а по каким-то другим причинам. В этой пьесе, носящей сверхдлинное название «Секрет русского камамбера, который утрачен навсегда-навсегда», героиня, молодая женщина Фрося, помешана не только на стихах Пушкина, но и на всем, что нравилось Поэту при жизни. Возникают отдельные темы: «Пушкин и салат из моченых яблок», «Пушкин и зима», «Пушкин и кошки». Фрося соотносит его со всеми окружающими мужчинами. Ночью видит его во сне. Он ведет себя не как реальный человек, а как миф: не произносит ни слова, только смотрит на Фросю, но именно он придает ее существованию смысл. Фрося не одинока: у нее был один муж, сейчас — другой. От первого она ушла сразу по нескольким уважительным причинам: хоть и научный сотрудник, но не любит Пушкина, да еще холодильник сломался, и горячую воду в доме отключили. А брошенный муж взял да отравился. Любил, оказывается… Могла бы быть слезная мелодрама о том, как нехорошо бросать любимых, даже если сломался холодильник. Но Ксения Драгунская, как человек с наследственным чувством юмора (помните рассказы Виктора Драгунского?), написала о грустном смешно, смешав столовую ложку психологического театра с тремя стаканами абсурда. Да еще Калягин добавил полную горсть цирка. И все блюдо театр определил как любовное наваждение. — Александр Александрович, вы ставили Чехова, Гоголя, и вдруг — пьеса молодого, не очень известного автора. Чем она вас заинтересовала? — Между прочим, меня журналисты не раз спрашивали: почему у нас нет современной драматургии? Я давно решил, что пора. Искал, все время почитывал то Машу Арбатову, то Гремину, то Угарова(*). Я ведь, кстати, воспитан на современных пьесах. Читал «Современную драматургию» и «Драматург» и в одном из номеров «Драматурга» наткнулся на Драгунскую. Меня привлекла здесь любовь. Начинается с ремарки: «Герои пьесы молоды, хороши собой, здоровы, богаты, но страшно страдают». Как это может не привлечь? Я и себя не считаю стариком. Но, может, я уже в той поре, когда «бес в ребро»? Чтобы проверить себя, я дал почитать молодым актерам, и им тоже понравилось. — Значит, это из чувства самоиронии вы взяли себе роль отца героя, пятидесятилетнего донжуана, у которого целый полк сыновей и очередная юная возлюбленная? Извините, это я так шучу, дальше буду спрашивать только серьезно. Что вас в первую очередь поразило, когда читали? — Бред, сюр, наваждение. Вот такая ремарка в пьесе: «Приносит, предположим, килограмм гвоздей». Реалистический абсурд! Поразил язык. Мы разучились ценить современный язык. Я не о сленге говорю, не про «торчу» или «наехал». — Все исполнители в спектакле существенно моложе вас. Вы ощутили в работе разницу поколений? — Молодые актеры всегда забывают свой любовный опыт, а старые держат. Горе ребеночка, у которого сломалась любимая машинка, переживается так же сильно, как потеря любимого человека. Дело не только в собственном опыте, но и в том, чтобы до конца проникнуться сиюминутным состоянием. Я убедился, что молодые актеры берегут себя, когда нужно наотмашь играть любовь. А мне именно это и требовалось. При полном реализме. — В вашем спектакле полно необъяснимого, таинственного, метафорического. Например, обшарпанный пустой холодильник ЗИС. Его дверца временами сама собой открывается, он наполняется красным тревожным светом, и изнутри идет белый дым. Яркая метафора — столы на колесиках. Если лежащих на них героев покрыть белой простыней, возникает больница. Если на скатерти расставить фужеры и тарелки — новогодний ужин… — У Драгунской весь текст насквозь пронизан метафорами. Мне как режиссеру приходилось сдерживать себя, потому что прежде всего — смысл пьесы. В спектакле кое-что придумано мною. Например, финал: на авансцену выкатывается стол с целой капустной грядкой, и в каждом кочане лежит по младенцу. Дети в капусте — наивная метафора. Как бы люди ни мучили, ни убивали друг друга, дети должны рождаться и, несмотря ни на что, проходить свой тяжкий путь. Но большинство метафор заложено в самом тексте. Я только соблюдал стиль. Любовь — очень тонкая вещь. Холодильник сломался, горячую воду отключили. Как вам кажется, этого достаточно для того, чтобы женщина ушла? Ведь саму фабулу можно рассказать совсем просто: Она ушла, Он отравился. Пришли друзья, вызвали «скорую», Его откачали. А потом в больнице Ему кажется, что Она к нему приходит… — Язык пьесы необычен и непрост. Только ты чему-то поверил, как оказывается, что это розыгрыш. Как вы считаете, это новое направление в драматургии не отпугнет театр, сегодня в первую очередь ориентированный на массового зрителя? — Ну в кино это же не отпугнуло. У Феллини в «Амаркорде» тоже хаос, нагромождение эпизодов, странные люди с мешками и велосипедами. А Бунюэль? Исследуются не события, а внутренние причины. Когда в нашем спектакле Фросю насильно поят горячим шоколадом и она сначала отчаянно сопротивляется, а потом затихает, понятно, что это больше чем нелюбимый напиток. Слова «завари ей шоколад» вызывают у героини ужас. — В спектакле целых два Пушкина. Один — абсолютно непохожий, просто однофамилец и тезка, тяжело раненный на чеченской войне, второй, сразу узнаваемый «Александр Сергеевич» — официант в красном фраке. Что такое Пушкин для вашей героини? — Это как болезнь, это необычно, она сходит с ума, видит себя только рядом с ним. Как я могу сказать что это? Быть может, комплекс неудовлетворенности. Вот, бывший муж Фроси — научный сотрудник, а Пушкина не любил. Про секрет «русского камамбера» писал а Пушкина не любил! Пушкин-официант накрывает стол нашим героям. Сам стол — метафора. На нем происходит все: на нем едят, любят, умирают, рождаются. Стол может сломаться, как жизнь — хрясь! Герои беспомощны, они тычут вилкой, и Пушкин-официант дает нож. — Вы долго работали над спектаклем, теперь он уже предстал на суд зрителей. У Художника последняя работа — всегда самая дорогая. Пока не начата следующая. С каким чувством вы оглядываетесь на эту постановку? — Для меня это первая встреча с современной драматургией, написанной сегодняшним языком и соответственно своему времени поставленной. Я рад, что сделал ее. Мне необходимо было высказать свои мысли через современных героев, которые все равно повторяют опыт своих мам и пап. Главное мое требование к актерам, которое я часто повторял им - играйте элегантно!