Режиссер – тоже Дон Кихот

Главный режиссер Национального театра имени Ивана Вазова Александр Морфов, которого несколько лет подряд в Болгарии называли лучшим режиссером года (к слову сказать, он ставил спектакли не только в Софии – и в Париже, Стокгольме, Македонии, Санкт-Петербурге), сейчас находится в Москве, где в театре Александра Калягина «Et Cetera» работает над спектаклем «Дон Кихот». В главной роли – руководитель театра Александр Калягин. Спонсор спектакля – Российское театральное агентство (продюсер Д.Смелянский). С Александром Морфовым беседует корреспондент «МН» Елена Владимирова. ––– Несколько лет назад вы уже ставили «Дон Кихота» в своем Национальном театре. Почему вы вновь решили обратиться к роману Сервантеса? ––– Первый раз я прочитал «Дон Кихота» еще в школе. Потом перечитывал его бессчетное множество раз, и каждый раз находил в нем что-то новое. Я могу сравнить этот роман с файлом, который ждет, что ты его откроешь заново. Конечно, у меня может что-то не получиться, но в своих намерениях я честен. Режиссер – тоже Дон Кихот. ––– Какова основная идея вашего спектакля? ––– Меня давно интересуют личности – мифы. К примеру, мы знаем, что улыбающийся человек с усами – это Энштейн. Знаем, что он связан с теорией относительности, но что он конкретно сделал, каково его место в физике и в мире, не задумываемся. Я пытаюсь бороться с таким поверхностным представлением. Мы привыкли, что Дон Кихот – высокий, худой, сумасшедший пожилой человек, который вообразил себя странствующим рыцарем. Я же считаю, что Дон Кихот – человек нормальный, мудрый и очень достойный. Он проделал длинный путь, чтобы осознать: кроме достоинства, ничего важного в мире нет. Дон Кихот и Санчо Панса – это одна личность. Каждый, кто родился Санчо Пансой, должен стать Дон Кихотом и наоборот, потому что количество храбрости и трусости в мире постоянно. Беккет счень точно сказал в «Ожидании Годо»: когда кто-то в одном месте перестает плакать, в другом месте кто-то плакать начинает. ––– Почему вы решили ставить своего «Дон Кихота» в театре «Et Cetera»? ––– Как-то я в очередной раз посмотрел фильм Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино» и подумал, что Александр Калягин – тот человек, который смог бы воплотить моего Дон Кихота. Потом по счастливой случайности встретился с продюсером Давидом Смелянским, который познакомил меня с Александром Александровичем. Калягин загорелся этой идеей. Он сказал, что ему тысячу раз предлагали сыграть Санчо Пансу, но он всегда отказывался, ибо это лежит на поверхности. Так судьба привела меня в театр «Et Cetera». ––– Сценографию и эскизы костюмов к вашему спектаклю делает один из самых ярких театральных художников Эдуард Кочергин. Как складываются ваши отношения? ––– Я страшусь классиков. Они напоминают мне мраморную статую, спорить с которой трудно, потому я и боялся встречи с монументом по имени Кочергин. Но в нем не оказалось ни тени академизма. Я поражен, как человек такого уровня сохранил способность к мгновенной импровизации. Не знаю, каким будет спектакль, но точно могу сказать: то, что сделал Кочергин,– прекрасно. –––Отличаются ли болгарская и русская театральная школы? ––– В России школа психологического реализма на более высоком уровне, чем в Болгарии. Правда, очень часто это лишь имитация, но русские актеры лучше имитируют настоящий психологизм, чем болгарские. С другой стороны, игровое начало, у болгарских актеров очень часто остается пустым. Мне хочется спровоцировать у российских актеров игровую природу, а затем зарядить действие трагическим психологизмом. ––– Вы ставите Шекспира и Боккаччо, Сервантеса и Горького и очень редко наших современников. Почему вы отдаете предпочтение классике? ––– Современность – не самый мой любимый исторический период. В наши дни искусство пытаются превратить в товар. Я не хочу в этом участвовать. Не хочу копаться в мусоре. Мне не интересно ставить спектакль про бомжей, лучше найти волнующие меня проблемы в классическом произведении. Но иногда ставил и современников. Десять лет назад в маленьком провинциальном городе Смолян я сделал «Политическое кабаре», куда вошли тексты Брехта, Жванецкого, и других современных авторов и мои собственные. Однако начались гонения, и за этот спектакль нас выгнали из театра. Когда пришла демократия, мы показали эту работу в Софии и в других крупных городах. Он стал знаменем новой демократии. Лет восемь назад я осуществил немного сумасшедшую, странную реминисценцию из произведений Беккета, Ионеско и Мрожека. Это был смешной и трагический спектакль. Сейчас я сделал его новую версию – вне времени и национальностей. Когда мы едем куда-нибудь, то добавляем одного-двух актеров из той страны, где играем. ––– Вы любите смотреть свои спектакли? ––– Каждый раз это для меня страдание. Никогда не получается все так, как я хочу. Перед началом спектакля, пусть хоть он шел и сто раз, я обязательно провожу репетицию. Это единственный способ сохранить свежесть взаимоотношений с режиссером. ––– Вам важен аншлаг? ––– Конечно, важен. Театр существует для публики. В нем есть что-то сакральное. Я думаю, что и церковь никого не может перевоспитать, но когда ты приходишь туда и молишься, то можешь приблизиться к Богу. Я хочу, чтобы, входя в зал, люди чувствовали то же самое.