Пресса
5:00
2024
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Юбилейный абсурд
Роман Должанский
"Коммерсантъ" ,
11.11.2002
Московский театр Et cetera отметил свой десятилетний юбилей моноспектаклем художественного руководителя театра Александра Калягина «Последняя запись Крэппа». Постановку осуществила знаменитая грузинская постановочная бригада — режиссер Роберт Стуруа, художник Георгий Алекси-Месхишвили и композитор Гия Канчели. Обозреватель Ъ РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ заранее предупреждает поклонников актера, чтобы они не рассчитывали на привычного Александра Калягина.Придирчивые критики все годы пеняют Et cetera на то, что это, по существу, театр одного актера, Александра Калягина. Театр — чаще всего в лице его художественного руководителя, то есть того самого «одного актера»,- не устает обижаться. В общем, резоны есть и у тех, кто упрекает, и у тех, кто обижается. Между Калягиным и актерами его труппы действительно есть «дистанции огромного размера», хотя тот же господин Калягин много делал в последние годы для того, чтобы это не бросалось в глаза и чтобы труппа росла. Но факт налицо: юбилей решили отметить калягинским моноспектаклем. И в этом смысле театр пошел по пути наименьшего сопротивления. Но сам актер под руководством режиссера как раз пошел по пути сопротивления наибольшего. Хотя выбор пьесы кажется вполне оправданным — ставить знаменитую пьесу Сэмюэла Беккета следует только тогда, когда есть такой актер, на которого можно долго смотреть, даже если он ничего особенного не делает. Классик абсурдизма написал театральный текст, в котором практически нет действия: старик по имени Крэпп занят тем, что трескает бананы и слушает магнитофонные монологи, наговоренные им самим в далекой молодости. Голос молодого Крэппа звучит чаще, чем голос Крэппа старого. Беккет, как у него водится, ведет речь о тщете всего сущего, о равнодушном всевластии времени. Это короткая безнадежная зарисовка о смерти, побеждающей жизнь, выполненная тем не менее с известной любовью к бессмысленным жизненным деталям.Художник Георгий Алекси-Месхишвили придумал для монопьесы пространство, в котором можно было бы сыграть «На дне» Горького или шекспировскую трагедию — персонажам хватило бы места, а режиссерам — сценографических метафор. Вообще, Беккета больше волновали проблемы метафизические, от социальных он был далек как мало кто. Роберт Стуруа, с одной стороны, поддал актуальности: сделал Крэппа бомжом и поселил его в каком-то заброшенном ангаре возле железной дороги, пару раз даже громыхает проезжающий мимо поезд, а вонючий запах тлена и сырости сознание зрителя дорисовывает без лишних подсказок. Но, с другой стороны, напустил в это гадкое место, огороженное от мира металлической сеткой, всякого разного театрального волшебства: под грязной дерюгой оказывается нездешне яркий стол, на котором стоит магнитофон; шляпа играет роль автоматического «выключателя» саундтрека Гии Канчели, а в финале уплывает куда-то ввысь; в убежище Крэппа тенью является безмолвная молодая женщина, любовь его молодости, о которой он говорит на одной из пленок. Кстати, связь времен тут мистически разорвана — иногда кажется, что сегодняшний, старый Крэпп подсказывает реплики тому молодому голосу, вмешиваясь таким образом в свое прошлое.Но что бы ни затеял постановщик, на спектакль зрители придут все равно ради Александра Калягина. Им нелишне будет подготовиться к тому, что «обычного Калягина» на этот раз в Et cetera не покажут. Его Крэпп — неопрятный седой старик, из тех, что вызывают у окружающих сострадание и брезгливость одновременно. Для от природы витального, подвижного, легко идущего на сценические шалости актера, наверное, непросто все время шаркать по полутемной сцене, бормотать, вздыхать и подробничать. Никакой клоунады, стрельбы глазами, никакого обаятельного лукавства и чаплинской эксцентрики. Хотя сам факт такого «сдерживания» лицедейской природы создает на сцене известное эстетическое напряжение. Но актер получил задание вызвать сочувствие к своему персонажу и с присущим ему мастерством и выдающимся талантом это задание выполняет. Кто скажет, что за подобной художественной работой неинтересно наблюдать из зала, пусть немедленно отправляется в легкомысленные антрепризы. И после того как он уйдет, Александр Калягин сыграет совершенно незабываемый финал «Последней записи Крэппа» — герой, решивший справить панихиду по всем живым, просто выйдет на авансцену и молча посмотрит в зал взглядом, исполненным трагического, бессильного и немого упрека, адресованного то ли залу, то ли режиссеру, то ли юбилею.