Владимир Панков поставил по «Утиной охоте» саундраму. Музыка сосуществует с текстом Александра Вампилова, взвинчивает эмоции, превращая происходящее в кошмарный сон. Дружки подшутили: прислали в подарок похоронный венок. А Зилов с сильного похмелья взял да и поверил в то, что умер. Увидел себя со стороны какой­то другой, загробной жизни. Там старушки-­плакальщицы укладывают его тело в узкое деревянное ложе, родные и близкие долдонят траурные речи. Зилов снится самому себе, сны наслаиваются один на другой, смещают привычное. Красный автомобиль «Победа» красуется возле железной кровати. Конторские столы переезжают в ресторан. Повсюду вода, все ходят в кирзовых сапогах с приклеенной к ним травой, хлюпают по сырому болоту. На пиджаках, майках, платьях нарисованы утки. Клоунские пищалки имитируют птичье кряканье. Издевательское напоминание: утиная охота так и остается неосуществленным стремлением героя, безуспешной попыткой вырваться на волю вольную. Зилов слишком безволен и слаб, чтобы разорвать круг опостылевших обязательств и надоевших взаимоотношений. Зилов (Антон Пахомов) – запутавшийся, завравшийся, никчемный человек. Живой мертвец, растративший себя в пьяной пене дней. За него по инерции бьются женщины: навязывается вульгарная любовница Вера (Наталья Благих), благоверная жена Галина (Анжела Белянская) пытается пробудить былые чувства. Хлопочут деятельные приятели – комичный Кузаков (Павел Акимкин) и Саякин (Григорий Старостин). Тщетно. Спасением для Зилова могла бы стать любовь к юной Ирине (Сэсэг Хапсасова), но и эта история – очередной сон, в котором необычная девушка предстает то инопланетянкой, то буддийским божеством. Сцена перенаселена: соседи, сослуживцы, прохожие, соглядатаи… Мужской и женский хоры поют, пляшут, взбивают ногами водную пыль. Музыкальные инструменты смеются, ревут, стонут, то перебивают, то подыгрывают. Абсурдистские видения сгущаются: зиловы множатся, хористы перехватывают реплики героя, действуют за него. И этот бессмысленный хоровод бесконечен. Современная версия «Утиной охоты» – острая, болезненная и обреченная – беспощадна к трагедии деградирующей личности, ведь выхода нет, если только вовремя не опомниться.