Подписка на новости

Подписаться на новости театра

Поиск по сайту
Обычная версия сайта
Заказ билетов:
+7 (495) 781 781 1
Пушкинская карта

МОСКОВСКИЙ ТЕАТР «Et Cetera»

Et Cetera

художественный руководитель александр калягин

главный режиссер Роберт Стуруа

29.10.2024 Александр Калягин: Заставляйте себя делать добро! Карлыгаш Нуралиева , Комсомольская правда (Казахстан) 23.10.2024 Здравствуйте, я ваш Калягин Надежда Пляскина , Аргументы и факты (Казахстан) 15.10.2024 Александр Калягин: «Приемлю всё, кроме пошлости и скуки» "Комсомольская правда" (Казахстан) 28.08.2024 "Хочется побыстрее нашей победы…": Александр Калягин рассказал о новом сезоне «Et Cetera» и переживаниях за бойцов Анастасия Плешакова , Комсомольская правда 10.06.2024 «В театре возможно все, кроме пошлости и скуки» Дарья Долинина , "Комсомольская правда. Самара" 01.03.2024 Наталья Баландина: "Каждая роль - это подарок" Татьяна Алексеева , Театральная афиша столицы 21.01.2024 Новости культуры с Владиславом Флярковским: режиссер Ичэнь Лю о премьере "Чайной" Телеканал "Россия-Культура" 13.01.2024 Программа "Слушаем! Мужской раз­говор" на "Радио России" с уч­астием Александра Ка­лягина Радио России
Пресса

Даниил Страхов: «Путь к внутренней свободе»

Марина Белова
журнал «Театрон» , 01.06.2012
На сцене московского театра «Et Cetera» премьера – «Драма на охоте» по ранней повести Чехова. Спектакль о безысходной пустоте обнаженной человеческой души. В главной роли – Даниил Страхов. Актер, в фильмографии которого числятся такие серьезные кино- и телеработы, как «Перегон», «Дети Арбата», «Исаев», «Генералы против генералов». Спектакли с его участием – «Варшавская мелодия» и «Ревизор» – не первый сезон успешно идут в Театре на Малой Бронной. О премьере «Драмы на охоте», об актерской профессии, о театре и кино – наш разговор. Даниил, недавно в театре Et Cetera состоялась премьера спектакля с Вашим участием «Драма на охоте» по одноименной повести Чехова. Что заставляло Вас поначалу отказываться от этой работы? Внутренний инстинкт самосохранения. Подсознательно я понимал, что эта работа должна будет вывернуть меня. Кроме того, человек не очень любит по-честному смотреть на себя в зеркало. Но внутреннее любопытство и быстро возникшая профессиональная и человеческая симпатия к Антону Яковлеву, режиссеру спектакля, заставили меня поменять первоначальное решение. И я отдаю себе отчет в том, что спектакль дышит своей непростой жизнью. Простите за высокий стиль, но такая работа может стать шагом как к внутреннему падению, так и внутренней чистке. Что для меня в конечном итоге «Драма на охоте», я не могу ответить. Я этого пока не знаю. Это рискованный шаг… Именно поэтому я и отказывался. Я понимал, что эту работу нужно делать предельно честно по отношению к себе. В Яковлеве я нашел творческого друга, настоящего собеседника, в каком-то смысле увидел в нем отражение себя. И найдя такого человека, посредством работы я решился задать себе эти вопросы. Другое дело, найду ли я на них ответы. Вообще, смысл не в ответах, а в вопросах. Ваш герой, Сергей Петрович Камышев – человек, попавший в замкнутый круг неверия и бессмысленности жизни. Он отчаялся или все же ищет выход? Это сложный вопрос, и однозначно на него ответить нельзя. Человек – разновекторное животное. Одновременно со жгучим желанием жить в человеке присутствует инстинкт самоуничтожения. Да, он попал в ловушку из гордыни, неверия, алкоголизма, безбожия. Хочет ли он вырваться? Конечно, хочет. Но дело в том, что за стенами его кошмаров – жизнь, которую он боится еще больше. Камышев прячет себя от мира, но сидит он в этом мешке без кожи. У нас очень интересная была история с афишей. Мы предлагали театру много вариантов, начиная с фотографий Брессона (Анри Картье-Брессон (1908-2004), выдающийся фотограф XX века – прим. автора), которые абсолютно отвечали внутренней раздвоенности, стертости взгляда Камышева на окружающий мир. Но театру они не нравились: им нужно было лицо исполнителя. И вдруг совершено неожиданно мы пришли к довольно простой и ясной с точки зрения мысли афише, сделали ее за пятнадцать минут. Это прыжок в пропасть, во время которого Камышев не зажмуривает глаза. Очень точная интонация того, что происходит с этим человеком. Он летит в пропасть, но он до конца будет с интересом наблюдать за падением, пока его голова не будет разбита о камни внизу. У него есть надежда на возрождение? В конце, когда Камышев вспоминает о том, что он сделал и, казалось бы, вот сейчас должен испытать чувство раскаяния и ужаса, он прячется за очередной маской безумия. Он опять убегает от Бога, от раскаяния, от примирения с самим собой. Никакого будущего, к сожалению, у этого человека нет. Мы с Антоном не поклонники чернушных спектаклей, для нас «кишки ради кишок» – не цель в профессии. Но в данном конкретном случае почти медицинское отсутствие надежды в конце для зрителей полезнее, чем сладкий пряник. Мы не пошли дурным сериальным путем, когда в завершении обязательно нужно показать лучик света в темном царстве. Мы осмелились сделать это и, с моей точки зрения, абсолютно правы. И идем мы к финалу, не подразумевая наслаждения от показа внутренних нечистот Камышева. Нет там наслаждения – там один сплошной ужас и мука. Что Вам лично помогает не угодить в состояние Камышева? Что придает жизни смысл? Смысл жизни в жизни, начнем с этого. Во внутренней способности радоваться ей и в том числе всем испытаниям, которые в этой жизни случаются. А зрителей спектакль должен чему-то учить? Учат в школе. Здесь очень важная вещь: если раньше театр брал на себя функцию церкви, исповеди, проповеди и замещал собой некоторые иные институты в обществе, то сейчас в этом нет необходимости. Гораздо честнее и одновременно труднее ставить правильные вопросы, не задумывая конкретных результатов. И все-таки были же мотивы, которые подтолкнули к созданию спектакля «Драма на охоте»? Мой мотив один – это внутренний разговор с самим собой. Что касается зрителя, то я чувствую, когда выхожу на поклоны, как со стороны зала идет волна отторжения: они все еще смотрят на меня как на Камышева. Не скажу, что это приятно. Но значит, результат есть. С этим внутренним ощущением безысходности и пустоты они придут домой, нальют себе чайку… И, возможно, кто-то из них не забудет на следующий день о вопросах, которые мы поставили, и «отравится» спектаклем. К чему это приведет, уже его личное дело. Мы не врачи, не психологи, не психотерапевты и не священники. На Ваш взгляд, современный зритель хочет думать или развлекаться? Человек в принципе не очень склонен к тому, чтобы ковыряться в себе. Это иллюзия. Я, конечно, говорю о большинстве. Навязанная нам система тотального потребления принесла свои плоды. И подразумевает она под собой сверхзадачу управления человеком. Легче управлять людьми, которые бегают от кредита к кредиту и полностью зависят от государства. Внутренняя свобода неудобна государству. А Вам удается не угодить в эту ловушку? Для меня моя профессия – путь к этой свободе. Вопрос в том, обольщаюсь я по этому поводу или нет. Но я получаю от своей работы какое-то немыслимое удовольствие. На примере «Варшавской мелодии» я чувствую, как текст, который я произношу уже семьдесят раз, внутренне означает совсем не то, что означал на премьерных спектаклях. От этого я получаю силы, желание что-то делать дальше. Благодаря этому спектаклю и его потрясающему внутреннему потенциалу я вошел в «Драму на охоте» в совершенно иной силе. Ибо я никогда не был так готов к премьере, как я был готов к премьере «Драмы на охоте». Для меня самого это было удивительно. Поговорим подробнее о «Варшавской мелодии». В начале июня Вы закрыли третий сезон спектакля. С течением времени как-то меняется Ваше отношение к этой истории? Скорее, сыграв уже порядка семидесяти спектаклей, я с большей ясностью и, возможно, простотой делаю те вещи, которые изначально не слишком получались. Я понимал, что все поступки Виктора, лежащие в пределах второго акта – события в Варшаве и события спустя еще десять лет в Москве, – с точки зрения женского ума будут заранее осуждаемы. Моей задачей было создать на сцене ту внутреннюю жизнь, которая показала бы зрительницам и их спутникам, что часто внешняя фабула наших поступков диаметрально противоположна внутренним причинам. На мой взгляд, Вам это удалось. Я не увидела в Викторе той пресловутой слабости и была очень удивлена, когда уже после спектакля читала рецензии… Потому что рецензии зачастую пишутся людьми, не пришедшими на спектакль. Могут и придти, но рецензия уже готова. Плюс за пьесой в свое время уже закрепились некие шаблоны. Гораздо легче идти по этому пути, нежели всмотреться в происходящее на площадке и увидеть иное. Еще, конечно же, большинство рецензий пишется на премьере, до премьеры, сразу после премьеры. Знаете, Евстигнеев никого не приглашал на первые десять спектаклей, потому что для нахождения внутренней свободы, верной интонации требуется время. У Евстигнеева это случалось за десять спектаклей, он был гением. Могу сказать, что по моим внутренним ощущениям воплощение прочитанного в пьесе Зорина случилось позже. Хотя я хотел сыграть это сразу, но не получалось. Вам принадлежала идея поставить спектакль «Ревизор» в театре на Малой Бронной. Почему именно это произведение привлекло Ваше внимание? Как-то захотелось похулиганить! Захотелось уйти от своего запломбированного амплуа. Я очень рад, что эта работа случилась, и в ней тоже происходит какая-то внутренняя жизнь. Но в этом спектакле мне не хватает мистики, мне не хватает надстроек над сюжетом. Спектакль слишком земной, а Гоголь – абсолютно неземной автор, он не бытовой. Но несмотря ни на что, в этой работе через какие-то мучения и сомнения я нахожу себя. Вы играете в постановках репертуарных театров и в антрепризах. Есть ли разница? Тут не хочется никого обижать. Конечно, антреприза более лояльна по отношению к задачам, которые ставит перед собой команда собравшихся артистов во главе с продюсером. Антреприза коммерчески должна быть обречена на полные залы, иначе в ней нет никакого смысла. Но если брать того же «Идеального мужа», могу сказать, что мне нисколько не стыдно за эту работу. Литература столь прекрасна у Оскара Уальда, что в таком достаточно легком и, с другой стороны, озорном спектакле я нахожу свое удовольствие. По-другому складывается ситуация с «Вокзалом на троих», прекрасным спектаклем с совершенно замечательной партнершей Олесей Железняк. С ним мне сейчас сложнее. Слабая драматургия самой пьесы не дает возможности развиваться. Внутренний азарт толкает к поиску вопросов, на которые не можешь дать ответов. А там я вижу, что все ответы уже найдены. И в последнее время мне тяжело там играть. В связи с последними событиями в социальной жизни страны не могу не спросить, Вы интересуетесь политикой? Намеренно этого не делаю. Не знаю, ошибка это или нет. Но я очень хорошо помню, когда танки стреляли в Белый дом, я репетировал самостоятельные отрывки на первом курсе в Школе-студии МХАТ. И спустя много лет воспоминания о том, что тогда я занимался своей жизнью, для меня оказались самыми ценными. Каждый делает выбор сам. Я свою гражданскую позицию проявил в документальном фильме «Генералы против генералов». Мне очень повезло, что Юрий Кузавков обратился именно ко мне с предложением стать ведущим в его четырехсерийном фильме. В его сценарии я увидел себя, в его отношении к истории я увидел свое отношение к истории. Для меня стало очевидным, что работа в фильме «Генералы против генералов» и есть проявление моей гражданской позиции. И возможно, для людей, которые посмотрели этот фильм, оно окажется более ценным и внятным, чем выступления на баррикадах. Я здесь, я в этой картине. Мои баррикады здесь. В фильме есть масса моментов, которые довольно четко и ясно очерчивают отношение режиссера как создателя и меня как ведущего к сегодняшнему дню. Вы сейчас участвуете в новых постановках, снимаетесь в новых фильмах? Буквально недавно в Украине прошел сериал «Инкассаторы». Сериал снимался для российского телевидения, но продюсеры решили сначала, так сказать, апробировать его на зрителях соседнего государства. Я не знаю рейтингов. Но я доволен этой работой, потому что в ней я попробовал и сделал то, чего раньше никогда не делал на экране. А новые спектакли? В данный момент я в хорошем смысле выхолощен «Драмой на охоте». Мне нужно отдышаться, чтобы опять что-то захотеть. Спектаклей сейчас столько, сколько их должно быть. У меня, слава богу, отсутствует актерская жадность сыграть все, что предлагают, успеть везде. Нет страха, что завтра ничего не предложат, если откажешься сегодня. Мне вообще кажется, что это большая актерская проблема, когда артисты – в своей и так достаточно суетливой профессии – боятся кому-то отказать. Я говорю, конечно, о тех, кто уже может выбирать. Рано или поздно в этой суете они рискуют забегаться, замылиться и потерять себя. По крайней мере, я по-другому устроен, в этом смысле менее тороплив. Ну и какой есть, такой есть. У каждого своя природа. С напряженным графиком у Вас остается свободное время? Тотально свободного времени у меня нет. В общем-то, я не сильно от этого страдаю. В таком графике, как выясняется, мне довольно комфортно существовать. Конечно, мне хочется иногда закрыться на месяц и никого не видеть. Но, во-первых, у меня нет этого месяца, а, во-вторых, где-то через недельку я прихожу в себя – и опять хочется работать. Вы счастливый человек? Да, я счастливый человек. Я больше стал любить жизнь просто потому, что она есть. И как только это начало во мне происходить, я стал больше ощущать теплоту мира, а не только его ужасы и кошмары, которые есть в «Драме на охоте». И от этого возникает чувство счастья, потому что ты не замерзаешь.